Специальное упоминание жюри получил фильм польского режиссера
Mariusz Wilczynski «Kill It and Leavethis Town», отозвавшийся во мне болезненнее и острее, чем все другие, фильм негармоничный, путаный (честно говоря, очень многого в нем до сих пор не понимаю), но очень сильный. Премьера его была на Берлинале, но тогда мне не удалось его увидеть, зато сейчас я посмотрела его подряд несколько раз. Фильм Вильчинского
— пронзительная лирическая история тоски героя, которому режиссер отдал все: свое имя, свою внешность, свой голос, свое прошлое и настоящее, свою маяту. В фильме у Мариуша умирает мать и это запускает его расстроенное воображение. Как неприкаянный великан, ходит он по городу, заглядывая в окна, где сидят его молодые родители и показывают ему, маленькому, диафильмы. Это прошлое такое узнаваемое: тонущий в вечерней синеве промышленный город с бесконечными дымящими трубами и светящимися трамваями, где матери спят, держа на коленях спящих детей. Электричка с болтливой парой пенсионеров, которые вдруг окажутся морщинистыми Дональдом Даком и Минни Маус. Неведомо откуда взявшийся кот Бегемот и говорящая из-под колес голова Берлиоза. И все это накрывают тягучие блюзы знаменитого Тадеуша Налепы и сам он еще живой, молодой, длинноволосый вдруг тоже появляется в электричке, везущей Мариуша, повторяющего: «я не верю в смерть», куда-то, где он сможет снова увидеть родителей молодыми.
Я давно люблю острую графику Вильчинского, его лаконичный фильм «Kizi Mizi»
— грустную историю любви в духе кино-нуара, но здесь, имея для полнометражного кино небольшой бюджет и маленькую команду, он все же попытался уйти от своей обычной простоты изображения в смешанную технику, воссоздавая мрачный город своего детства, промышленную, дымящую Лодзь со светящейся вывеской-слоном (интересно, что там было?) и волшебной вечерней синевой. Причем, воссоздавая довольно точно: его продюсер Эва Пущинска, говорила, что узнает район, рядом с которым жила в детстве. Вильчинский примерно мой ровесник и я остро чувствую то, что вспоминает он: советскую безнадежность, ощущение всюду разлитого насилия (невыносимая сцена с орущей на ребенка матерью в автобусе), чувство унижения и повсеместной враждебности. И следующие за этим болезненные фантазии, в которых главным остается все то же насилие и унижение: уродливые голые люди обнюхивают и облаивают друг друга как собаки, или оказываются под ножом на разделочной доске в магазине. Но сколь бы мы ни считали советский дух фильма понятным только нам, бывшим узникам социалистического лагеря, история про смерть матери
— понятна всем, даже тем, кто ничего не знает про совок. Невозможно забыть полную тоски сцену последней встречи Мариуша с матерью в больнице
— невыносимость находиться рядом с ней, умирающей, что понимают и она, и он. И невозможность пережить ее смерть - все вокруг напоминает о ней. И, боже, какая отчаянная и гротескная сцена в морге с зашиванием трупа, похожего на сморщенную куклу. Мариуш говорил потом: «После показа на Берлинале ко мне подходили люди. И те, кто был из Восточной Европы, говорили: «Как это прекрасно». А из Японии и Америки: «Ты показал нам ужасы коммунизма». Но все они повторяли: «Вернусь домой
— зайду к маме».
Для Анси польская сторона устроила
видеовстречу с Вильчинским и его продюсером, знаменитой Эвой Пущинской, на счету которой не один Оскар. Послушать этот разговор было очень интересно, поскольку многое в фильме открывалось с новой стороны, особенно то, что касается изумительных польских артистов, озвучивающих его. Мариуш рассказывал, что задумал этот фильм 14 лет назад и поначалу думал, что это будет короткометражка, но, когда он начал снимать, умерли один за другим его родители и лучший друг, которого он считал своим учителем
— музыкант Тадеуш Налепа. Так они стали героями фильма. Была у желания снять этот фильм и культурная причина: стремление отдать дань тем, кто режиссера сформировал, людям, которые в это время были глубокими стариками и уходили один за другим. Режиссер рассказывал, что, когда начинал работать над фильмом, им было 90-100 лет и надо было спешить. Так что он написал диалоги, чтобы они успели их прочесть, зная, что переделать будет невозможно. В детстве, поскольку мама была все время занята, он слушал сказки в записи одной из любимейших польских актрис
— Ирены Квятковски, и теперь, когда он пришел к ней, 98-летней, в дом престарелых, ему казалось, что он навещает свою бабушку, хотя она, конечно, его не знала. Ирена сыграла старуху в поезде, везущем Мариуша к морю. Старуху, похожую на Минни Маус. А увешенного наградами пенсионера
— Дональда Дака,
— озвучили двое, один из которых
— Анджей Вайда. Внезапно появляющегося у поезда кота Бегемота озвучил Даниэль Ольбрыхский (как тут не вспомнить, что в фильме Вайды по «Мастеру и Маргарите» он играл Матфея). А Воланда и отрезанную голову Берлиоза озвучил режиссер-экспериментатор Збигнев Рыбчинский. Альтер эго Мариуша озвучил Густав Холюбек, политик, режиссер, актер, игравший в «Рукописи, найденной в Сарагосе», а одну из главных героинь, мать мальчика Янека
— Кристина Янда, игравшая у Вайды в «Человеке из мрамора» и «Человеке из железа». Мариуш рассказывал, как они в дешевой студии, поскольку на другую денег не было, записывали ту самую сцену в больнице с матерью. Он сказал, что эта сцена была точно такой как в реальности, и его мать озвучивала старая актриса Барбара Краффтувна (тоже, кстати, игравшая в «Рукописи, найденной в Сарагосе») и она играла так, что техники в студии, где обычно записывают только рекламу,
— плакали. И только потом менеджер актрисы сказал, что играла для своего единственного сына. Он умер недавно и только что привезли его прах. Таких удивительных совпадений было много,
— говорил Мариуш,
— но он не рассказывает о них потому, что не хочет эмоционального эксгибиционизма.
И еще Вильчинский говорил, что вообще-то он привык в фильмах все делать сам, но, конечно, полноценный полный метр в одиночку сделать невозможно (хоть он и снимал его 11 лет) и тогда он призвал своих учеников из киношколы в Лодзи и другую анимационную молодежь, так что по титрам видно, как много на этом фильме работало хороших начинающих режиссеров и даже не начинающих, как Марта Паек. Кстати, выяснилось, что Томек Попакул тоже учился у Вильчинского.