фотография: Сергей Василенко

С Наташей Мирзоян наша анимационная тусовка познакомилась раньше, чем на самом деле узнала ее как режиссера. Наташа работала на студии «Петербург» и входила в веселую и довольно закрытую команду «Смешариков», с которой и ездила на фестивали. Ее настоящий дебют «Дерево детства» был первым авторским фильмом, на который решилась студия, где снимали только сериалы – видимо, было очевидно, что Наташа, как режиссер, крупнее и самостоятельнее «Смешаров». Я, честно говоря, не была поклонником ее дебюта, но там были эпизоды о городе без людей, которые заставляли меня прямо столбенеть, вспоминая собственные детские страшные сны. И, как выяснилось, у очень многих этот фильм как будто доставал какие-то страхи из подсознания – «Дерево детства» имело очень большой фестивальный успех, начиная с приза за лучший дебют на «Кроке».

Это было уже десять лет назад. С этого момента, продолжая снимать «Смешариков», Наташа параллельно постоянно находилась в каком-то творческом процессе и было видно, что она ищет – ни один ее авторский фильм не было похож на другой от техники до дизайна. Само по себе то, что она была одинаково успешна в коммерческой и авторской анимации, выглядело чудом, такого почти не бывает. Но ей как-то удавалось перестраиваться, причем все, работавшие с Наташей, говорили о том, что она какая-то невероятно быстрая – мгновенно схватывает, когда все еще только размышляют, мгновенно предлагает решение, доводя чуть ли не до паники своих сотрудников-аниматоров.

Второй ее авторский фильм, индийский сюжет про муравья «Чинти», снятый после путешествия по Индии с использованием разных сортов чая, снова был фестивальным хитом. Наташа реагировала на окружающую жизнь, как настоящий режиссер – фильмами. После очередного фестиваля «Крок», проплывавшего на теплоходе мимо Волгограда, она за пару дней сделала в коллажной технике очень смешной минутный ролик «Отдохни!» про превратившуюся в поп-звезду статую Родины с Мамаева кургана. Отзвуки этого небрежного панковского фильма потом были видны и в очаровательном авторском сериале «Королевство М» - детском проекте, не очень долго прожившем именно из-за своей визуальной нестандартности.

Живая, веселая и любопытная к новому, Наташа пускалась во всевозможные аниматорские авантюры: участвовала в анимационных джемах, вдвоем с Игорем Мельниковым режиссировала почти психоделический фильм «Люк», на который художником пригласила экспериментатора Сашу Свирского. Внезапно сняла смешной сюжет «Мадам и Дева», где давала эротический вариант трактовки истории про Адама, Еву и змея с яблоком.

А в последнее время Наташа вдруг начала безудержно рисовать. Сегодня, когда за работами художника можно наблюдать в социальных сетях, мы все с восторгом следим за ее скетчами, она невероятно быстро развивается как художник и каждая из ее очень выразительных картинок – история, прямо готовое кино. Вот так, увидев ее рисунок со стариками на море, все стали хором советовать снять про них кино – и она решилась на «Пять минут до моря», фильм, который стал для Наташи, как для режиссера прямо-таки вертикальным взлетом. А потом, увидев картинку «Новый год со старушками», иллюстрирующий рассказ дочки друга о том, как родители сбагрили ее бабушке на Новый год, а сами пошли веселиться, друзья снова закричали: «это кино!», так что теперь Наташа взялась и за этот сюжет.

Наташа очень быстро меняется, ярко и интересно развивается, особенно в последнее время. Я не устаю повторять, что считаю источником ее нового расцвета и музой – маленькую дочку Марику, мне кажется именно материнство дало Наташе новую остроту ощущений и вскрыло что-то новое в ее таланте. «Пять минут до моря» постепенно становится настоящим международным хитом, за осень и зиму он успел получить много призов, а в ближайшее время поедет на самые престижные мировые конкурсы: в Загреб и в Анси. Теперь особенно интересно, как эти поездки отзовутся в новых Наташиных фильмах.

- Я родилась в Ереване, рисовала с четырех лет очень много, в художественную школу ходила и закончила ее. Но потом поступила в Ереванский университет на социологию, потому что мне захотелось стать писателем. Туда было очень сложно поступить, я год зубрила математику.

Почему писателем? И почему на социологию?

- А мне показалось что там я пойму про мир чего-то, что я так не знаю. Я увлекалась вообще всем. То я какую-то рок-группу… То я стихи начну писать, то модельером хочу быть, то вот писателем.

А у тебя родители занимались искусством?

- Нет, в том-то и дело! У меня папа – ученый, экономист и журналист, и он был очень за, чтобы я поступила на социологию. А мама у меня - учитель русского. Они совершенно не творческие люди, абсолютно. Просто я сама металась, как и сейчас, всю жизнь. Вот заметнуло меня на социологию, потом на станковую графику в Питер.

Так ты социолог дипломированный?

- Да, у меня степень бакалавра.

А ты работала социологом?

- Нет, вообще.

То есть ты закончила свою социологию и решила что, пожалуй, пойдешь поучиться рисовать, так, что ли?

- Ну, я уже умела рисовать, я к тому времени уже даже была, как ни смешно, членом Союза художников. Я за время учебы успела нарисовать кучу каких-то картин, и меня с ними приняли в двадцать лет в Союз художников, без образования. Большие сюрреалистичные картины маслом, сейчас на мой взгляд они ужасные, но почему-то тем людям понравилось. Наверное уже расприняли, потому что я сто лет не плачу взносы.

Родители у тебя тоже родились в Армении?

- Да, так получилось, что мама тоже там родилась, но у меня бабушка из Питера, поэтому у меня очень много было связей с Питером. Там было много родни.

Знаю, что по крови ты наполовину армянка, а сама ты себя кем ощущаешь? Ты хоть немного знаешь армянский?

- Я знаю хорошо армянский язык. Не так хорошо, как русский, но я могу говорить по-армянски. Давай я расскажу. Это долгая тема, правда. В Армении интеллигенция вся по-русски говорит. У меня бабушка приехала в Армению совсем молодая, всю жизнь там прожила, но и так и не научилась по-армянски говорить. Когда я была маленькая, в девяностые, волна была против русских и России, в связи с развалом совка. А меня звали Наташа, я не разговаривала до школы по-армянски и меня в детстве обзывали «русская кукуруза, жопа курицы» (смеется). Ну, такая дразнилка, по-армянски звучит в рифму, а по-русски нет. И я ужасно обижалась, но поэтому как-то чувствовала себя общей с русскими. Хотя у меня русской крови совсем нет. А еврейская кровь с маминой стороны, но вот с евреями почему-то не чувствовала. Поэтому мне сейчас так сложно понять, то ли я русская – у меня муж русский, девочка тоже получается русская, то ли еврейские, то ли армянские корни… На самом деле вопросы национальной идентичности – они какие-то очень странные.

Но ты себя чувствуешь кем?

- Вообще не знаю.

А для тебя важна вообще национальная идентичность?

- Я думаю нет, совершенно не важна.

Ты когда приезжаешь сейчас в Ереван к маме надолго, ты скучаешь?

- Да, по России скучаю. У меня друзья и там, и там, поэтому это какие-то две параллельные реальности в жизни. Но при этом я бы не хотела жить в Армении. Вернее, сейчас уже не знаю: классно, что там революция была, я как раз там была в это время, хотя и не понимаю особо, к чему она привела.

Значит, закончив университет, ты решила, что хочешь быть художником с образованием. Так?

- Не, я художником и до этого хотела быть. У меня это получалось лучше всего.

А социология?

- Она мне сразу стала не интересна. Я поняла что я не туда пошла, и с первого курса ныла, как я хочу это бросить. Но и родители ныли: «Ты поступила на бесплатное, ты с ума сошла, тебе так повезло, там такой был конкурс», так что я окончила - и с красным дипломом, между прочим!

Вечная отличница.

- И этот диплом мне не пригодился, он лежит, пылится, и ни разу у меня работодатели не спрашивали, есть ли у меня диплом.

А какая у тебя была тема диплома?

- «Гендерная идентичность»…

Ого, какая актуальная тема!

- Да, я часто думаю, что мне надо делать социальную анимацию, ведь я же социолог. А курсовая была про субкультуры, рокеров, мне самой они тогда нравились очень – это было очень своеобразно в Армении.

Сколько обнаруживается! Мне казалось, я про тебя кое-что знаю, но выясняется, что ничего.

- Когда рассказываешь, кажется, что так много всего в жизни было.

Какой у тебя был план жизни после института?

- Мне хотелось уехать из страны, потому что мне там было совершенно некомфортно, и в 2002-м я приехала в Питер.

- Еще в Ереване я немножко на телевидении поработала. Мне нужна была работа, а я дружу с писательницей Мариам Петросян, она дружила с аниматором Нарой Мурадян, я была намного младше их, совсем девочка, но мы все дружили, и мне помогли попасть на телевидение, я поработала там годик. Нара Мурадян – первый мой, можно сказать, учитель. Я снимала заставки, клипы всякие как аниматор. Анимация там, конечно, была очень простая, но я, по крайней мере, выучила программы. А потом приехала в Питер и устроилась работать на совсем новую студию, - «Петербург», «Смешарики» тогда только год существовали. Пришла такая, говорю: «А можно мне фоны рисовать?». Ведущий режиссер Денис Чернов посмотрел мои зарисовочки для телека, и сказал что фоновщики им нафиг не нужны, а нужны аниматоры. «Вот тебе сценка во Флеше (а я программу Flash не знала), – сделай пробную, если получится». И я сделала пробную, заодно Flash выучила, и ему понравилось. Так я стала работать аниматором. Мне было двадцать два. Была какая-то эйфория.

Подожди, ты же говорила, что в Питере пошла учиться на станковую графику?

- Да, я поступила учиться, и пошла работать параллельно на студию. В то время я спала по два-три часа. Это был Институт декоративно-прикладного искусства, такой частный институт. В Муху было поступить нереально, а в этот всех принимали. Там был неплохой мастер и факультет станковой графики. Вот я входила туда утром, рисовала натуру, потом во второй половине дня шла на студию, получала сценку и ночью рисовала эту сценку. И когда эти круглые смешарики вдруг ожили, меня накрыло счастье и я поняла: я хочу заниматься этим. Через год бросила станковую графику совсем. Меня всему научил ведущий аниматор Миша Мещанинов, он придирался к каждой фазочке, был перфекционистом. И я очень хорошо научилась анимировать без всяких курсов. А потом стала режиссером. Тогда на «Смешариках» режиссеров было очень мало, кроме Дениса Чернова – и он меня сам выдвинул. Денис - ученик Бронзита, он мне как-то очень хорошо объяснил, что такое режиссура, очень просто и ясно.

Сколько ты времени работала режиссером серий?

- Долго, лет десять. Я все время параллельно делала «Смешариков».

У тебя есть какая-то серия, которая для тебя важна?

- Да, да, есть. Она называется «Близко к сердцу», вообще супер сценарий Леши Лебедева. Там суть в том, что Пин принимает все слишком близко к сердцу, и ему все время становится плохо, а ему все говорят: «Не принимай все близко к сердцу, расслабься». И он впадает в другую крайность – начинает ко всему относиться слишком равнодушно.

А почему тебе она была так важна?

- Я почувствовала что-то, что сложно объяснить словами. Но у Лебедева сценарии правда очень крутые. И всегда есть второе дно, я всегда стремлюсь тоже делать что-то такое же.

Но ведь у тебя авторский дебют в анимации был еще раньше?

- Да. У меня была большая картина маслом из ряда моих дурацких старых картин, которые мне сейчас кажутся ужасными. Птица, которая сидит в гнезде из игрушек. Я решила ее санимировать, просто чтоб зашевелилось. А потом придумала историю – я тогда очень Дэвидом Линчем увлекалась, в его духе. Сначала оно было намного более непонятное, зря я не сделала такое кино. Нашему худруку Анатолию Прохорову очень понравилась, и он сказал: «Давай напишем сценарий вместе и подойдем к Госкино». Это был, наверное, 2004 или 2003 год. И мы в итоге пять лет этот фильм делали, параллельно я много снимала для «Смешариков», пока не дали денег наконец. Он хорошо, мне кажется, для такого дебюта прошел, был в конкурсе Берлинале... Потом еще «Чинти» был на Берлинале и я оба раза ездила. Я с этим мультфильмом поняла, что такое фестивали, что такое авторская анимация, а до этого у меня был ужасный уровень, кроме Кэролайн Лиф (которую любила Нара Мурадян) и Норштейна ничего не знала. Я работала на коммерческой анимации, знала что это такое, и вдруг открыла для себя дивный новый мир. А потом я на «Крок» поехала с «Деревом детства», впервые одна, без наших со «Смешариков» - был классный, дебютно-студенческий «КРОК» в 2010-м. И это мне как-то поменяло все. До того я не очень много ездила, у меня была очень ботаническая жизнь. А когда открылись фестивали и студия оплачивала дорогу, я очень много стала ездить с фильмами. Стало все интересно.

Знаешь, что у тебя слава быстрого человека, который невероятно быстро соображает, быстро работает и т.д.?

- Да, у меня очень быстро все получалось. Я могу сесть и сделать. Но это, знаешь, как зависимость, вот игроманы – они же сидят за компом, им не оторваться от игры, и тут тоже так, когда начинаешь анимировать… Я на самом деле очень ленивая. Либо я много двигаюсь хаотично, либо застреваю на месте. И те периоды, когда я застреваю на месте, я становлюсь как дерево, которому встать поесть - сложно. И бывало, что работаешь, например, до семи утра, не потому что хочешь работать, а потому что пошло. Залипла. Мне кажется, у всех кто действительно аниматор, бывает это состояние.

А у тебя наступил момент, когда ты перестала анимировать, осталась только режиссером?

- Нет, я до сих пор, к сожалению, не перестала анимировать. Это как зависимость, как в шутке про «Клуб анонимных аниматоров». Как Надя Свирская говорит мужу: «Саша, пойди хоть пивка попей…». Наверное я немножко аутична в работе, но мне очень сложно найти хороших аниматоров, которые на одной волне со мной. Легче сесть и самой быстро сделать. Но это очень плохо, это значит, наверное, что я плохой режиссер. Хотя со «Смешариками» я работала с кучей аниматоров, я могу работать с большим коллективом, если это коммерческий проект, а если это авторское кино, я не могу, потому что мне все не так.

Расскажи про «Чинти».

- Мы с подружкой на месяц поехали в Индию. Сели, а вдалеке был Тадж-Махал. И я подумала: «Боже, как это все эфемерно. Вчера мы видели, какой он огромный, а сейчас мы смотрим – он вдалеке такой малюсенький, как ноготочек». И я сразу придумала сценарий «Чинти». А потом я решала, как же это сделать, и подумала: ну, Индия - чай. И все полилось. Я вообще чай не пила до этого. Сейчас мы с мужем полюбили, а до этого я только кофе пила. И тут пошла, накупила чаев, разных фактурочек, и они такие все оказались клевые, красивые, вкусно пахли. Один мой друг сварганил совершенно самодельный станок, просто три деревяшки на основе фотоувеличителя. Я снимала дома одна, год где-то. С большим кайфом. Но этот фильм я почти не снимала покадрово, как сыпучую, только местами, аниматорам это видно. В основном это малюсенькие кусочки чая, которые потом в компьютере соединяются и в AfterEffect анимируются. Потому что сделать полностью как сыпучую анимацию в этом случае было бы просто невозможно.

Ну и правильно, что нашла более экономный способ. А был ли, например, фильм Назарова для тебя примером?

- Нет. Мне сказал Прохоров: «А тебе не стремно тоже делать фильм с муравьем?», я подумала: «Ну, а что стремного?». Насекомых анимировать легко и забавно. Гениальный фильм Назарова, но я даже его специально не пересматривала. Референсов у меня не было.

А в «Дереве детства» были, кроме твоей собственной картины?

- Ну да, там конечно, какие-то норштейновские штучки были, я им увлекалась, или Босх тоже, тот же Линч. Ну и вот, получился «Чинти». Знаешь, я его очень люблю. Я редко свои фильмы люблю, а вот его как-то люблю. Мне кажется он сложился. Мне за него вообще не стыдно.

А разве тебе за «Дерево детства» стыдно?

- Не то что бы. Некоторым людям он очень нравится, но мне лично уже не очень. Мне там нравится только финал, а вообще я эту эстетику уже не люблю.

И все это время ты нон-стоп снимала «Смешаров»? Это же прямо параллельная жизнь, ты как Джекил и Хайд.

- Честно говоря, надо было жить на что-то. Я была одна, хотелось как-то обустроить свою жизнь, и на «Смешариках» хорошо платили. Мне это было как-то очень легко и это соблазн такой: ну что там, поработаешь недельку и заработаешь. А с другой стороны, я считаю что когда «Смешарики» были 2D, и сценарии были Лебедева, - это был гениальный сериал. Я так счастлива, что мне удалось с ним соприкоснуться. Это была школа для нас, Рома Соколов то же чувствует. Я не относилась к этому как к коммерции, я относилась как к авторскому фильму, и когда делаешь раскадровку по хорошему сценарию, неважно, это смешарик или кто. А когда уже начался «Пин-код», то чувствуешь, что ты делаешь это только ради денег.

А когда ты делаешь авторское кино, денег намного меньше, да?

- Понимаешь, платят столько же, просто сериал я делаю две недели, а авторское кино полгода, как минимум. А сумма такая же. Поэтому когда ты еще анимацию себе сам делаешь, то можно на это жить. А вот если нанимать аниматоров, то невозможно. Поэтому я брала тайм-аут на год и делала авторский фильм, а потом опять на «Смешарики».

Д.Г.: А откуда взялось «Королевство М»?

Н.М.: Тоже благодаря Суздалю, представь себе. Был питчинг молодых сценаристов, я пошла послушать, его вел Леша Лебедев. Там обсуждали сценарий по книжке Анны Игнатовой, его раскритиковали очень, а Леше понравилось. И мне. Там были герои, пространство. Сама по себе книжка не годилась в сериал, и мы потом с Аней стали писать по ней другие сценарии. Мне захотелось сделать что-то альтернативное тем сериальным продуктам, которые у нас есть. Я пригласила Машу Якушину художником, и мы решили сделать такой арт-хаус для детей. И моя самая большая боль, что слишком альтернативно у нас вышло. Хотя мне кажется, что где-нибудь во Франции оно могло прокатить. Кино было простое, но не такое, какое привыкли видеть. То есть принято видеть что-то ровненькое, а там было много фактур, рваный контур, местами фотографии, коллажи какие-то, и в итоге продюсер попросил поменять. А мы уперлись, сказали: нет, нам нравится то, что мы сделали, черт побери. Но нам дали денег еще только на один сезон. И еще я поняла, что большая ошибка, что там были малюсенькие серии, двухминутные. Тогда я еще не была матерью, а сейчас я уже знаю, что мультики ставят, чтобы от детей отдохнуть, а за две минуты ты ничего не успеешь сделать, поэтому хотя бы шесть минут надо было делать серию.

Сколько вы их в результате сделали?

- Мне кажется, двадцать шесть. Но сериал – это все-таки не авторское кино, его должна видеть публика, дети. А он не дошел до зрителя. В интернете никто его не посмотрел, а на фестивали мне было некогда посылать. Нужен был дубляж, в общем как-то мы перестали им заниматься. Мне так жалко, по-моему могло из этого что-то получиться, если бы привлекли еще режиссеров. А мы сами дальше это делать не стали – непонятно, ради чего. Но он есть и это прекрасно, в конце концов. Я еще параллельно с этим сериалом сделала фильм про «Мадам и Деву».

Он тогда появился абсолютно неожиданно для меня, и в совершенно новой манере.

- Я хотела сделать смешное, легкое кино, отдохнуть немножко. Я поставила себе цель: нужен какой-то челлендж. И челлендж у меня был такой, что я вообще не стала делать ни раскадровку, ни аниматика, ничего: мы с Игорем Мельниковым сочиняли сценарий, ржали очень сильно, пока сочиняли, и я сразу анимировала. И в итоге конечно у нас там местами сильная каша из-за этого, но вроде по иностранным фестивалям он неплохо пошел. И меня сейчас радует, что это единственный фильм, где у меня есть секс. Не совсем я какой-то лох. Должен у каждого режиссера быть в багажнике фильм про секс.

- А потом мы делали с Игорем «Люк». Было классно, мы поработали и подружились с Сашей Свирским. Это самый быстрый художник вообще. Он рисует быстрее чем я вообще успеваю ему что-то сказать, и еще успевал анимировать какие-то текстуры. То есть я скажу ему: «Саша, нарисуй мне стул для фонов», и получаю через десять минут пять видов стульев с анимированными текстурами. Так что, видишь, все к лучшему.

А тебе хотелось, чтобы этот фильм был сделан по-другому?

- Уже да. Я его потом пересматривала у себя внутри в телевизоре несколько раз, и он был совсем другой, и сценарий бы поменяла. Ну и Игорь тоже, мне кажется, не совсем доволен.

В смысле у себя внутри в телевизоре, в голове?

- Ну да, там же все время смотришь какие-то фильмы. И иногда бывает, что я думаю: «Вот так надо было сделать». Хороших деталей там не хватает. Но сейчас уже вряд ли к этому надо возвращаться.

У тебя фильмы очень разные, будто их делали разные люди. Почему?

- Это у меня такой характер, в жизни хочется все попробовать, и в искусстве хочется все попробовать. Любопытство. Мне интересно все, я в папу, он тоже такой, везде совался, до последнего момента его звали на какие-то ветеранские сборища, и он в девяносто три года везде, куда его звали, старался ездить. Я вот сейчас поняла, что я никогда не делала объемную анимацию, и мне тоже захотелось попробовать вдруг. Неожиданно, я никогда не любила кукольные фильмы. А тут мне они стали нравиться. Есть художники и режиссеры, которые нашли себя, и классно нашли, и все их уже узнают по стилю. Я не из тех.

Да-да, вот есть люди, которые нашли свой стиль и держатся его, а есть люди, которые каждый раз что-то ищут новое.

- Ну да, мне неинтересно решать одну и ту же задачу. Она должна каждый раз быть новой. Какой-то другой: сложнее, легче – не важно. Тогда мне интересно. Я очень хочу попробовать ненарративную анимацию сделать. На самом деле анимация это такая вещь, которую всю жизнь открываешь, она быстро развивается, в мире очень много всего, и конечно ты это все впитываешь.

Скажи, а что ты больше всего любишь в анимации?

- Есть авторы, которыми я прямо восхищаюсь, фильмы, на которые я западаю. Вот та же Река Бучи, Никита Дьякур потрясающий и Свирский наш – мне они очень нравятся. Это кино само для себя, в себе кино.

Они очень от тебя отличаются.

- Очень, да. Я как зритель люблю на такое смотреть, но у меня нет такой степени свободы, к сожалению. Я все равно делаю с оглядкой на зрителя. Я вот больше люблю арт-хаус, а сама делаю более зрительские вещи. Мне муж Леша все время говорит: «Почему ты делаешь не то, что сама любишь смотреть?».

- Когда «Люк» вышел, я как раз родила дочку, значит это было четыре года назад. Первый год я отдыхала, гуляла только в лесу и ни о чем не думала, совершенно. Может я достигла дзена, не знаю. Потом ей исполнился год и мы полетели с Марикой на месяц отдыхать в Черногорию. И мы там ходили на пляж, она спала, а мне было скучно, и вот я стала рисовать людей. До этого я мало рисовала.

У тебя не было привычки делать наброски?

- Скетчить меня в институте, конечно, заставляли, а потом в какой-то период я вообще не брала в руки ничего, а тут как-то мне попались маркеры, бумажка такая блестященькая, и это все так здорово оказалось. Я вообще лет до двадцати пяти людей не очень любила, у меня был свой круг, а остальных не любила совсем. А тут я стала людей так любить, потому что когда начинаешь их рисовать, они такие все классные, смешные, и у всех какая-то история. И я стала смотреть на людей совсем с другой точки зрения. И я просто для себя стала это рисовать-рисовать-рисовать и выкладывать в фейсбук. И этих стариков я видела, вот эту сцену о том, как она его поливала из пакетика. Они так меня тронули. У меня очень старые родители. То есть у меня родители, как у других дедушка с бабушкой, а папа даже как прадедушка.

А сколько им было лет, когда ты родилась?

- Маме 42, а папе 59. Поэтому тема стариков - это то, что меня наповал сражает. И я их нарисовала и так запомнила. А потом Миша Алдашин, в то время он был худруком «Союзмультфильма», сказал: «Давай сделаем фильм». Но Миша тогда ушел с СМФ, и я опять на «Петербурге» запустилась, а с Мишей все равно просто так консультировалась. Он мне дельные советы дал.

Если я правильно понимаю, ты с этого момента начала очень активно рисовать. Я видела как ты начинала, у тебя гораздо сильнее стали рисунки.

- Просто когда я была одна, без семьи, у меня было очень много времени. И хотя кажется что я много всего сделала, я много времени зря тратила, ну, например, на компьютерные игры. Раньше могла годами ничего не рисовать. А тут, когда у тебя маленький ребенок, ты оказываешься в ситуации, когда у тебя вообще нет свободного времени. И когда его нету, ты понимаешь, что ты просто не можешь его зря потратить.

Мне все время кажется, что Марика – твоя муза. Плюс в фильме важный детский сюжет, который ты должна теперь чувствовать изнутри.

- Да, да, конечно! Я себя в роли этой мамаши чувствую, я все-таки с позиции Марики этот фильм делала.

А тебе тоже родители говорили «вылезай из моря, согрейся»?

- Нет, я на море первый раз побывала в двадцать пять лет, поэтому нет, абсолютно.
Сам замысел – от подружки, она увидела зарисовки и говорит: «У меня море ассоциируется с такой историей: я сижу на берегу, а мама меня не пускает, у нас такая была с ней игра – пять минут посиди, посохни». И меня тут осенило, что здесь конфликт очень сильный на самом деле: ребенок хочет купаться, а мама нет, и надо делать кино вокруг этого. Потому что просто наброски без конфликта не интересны. Там такая тяга к свободе у этой девочки. Режиссер же такой: ходит везде и у него всегда в фоновом режиме работает программка: как это можно использовать для кино. Даже просто сидим с друзьями, болтаем, но где-то там, в подсознании, программка работает, и тут она – хоп! Подружка сказала, и я сразу схватила. Поэтому надо как можно больше общаться с людьми, очень много всяких идей появляется, а наедине с собой нет.

«Все на продажу» - есть такой фильм у Вайды. А ты как его снимала? У тебя же совсем была маленькая Марика, и вряд ли она так много спала. Что, по ночам?

- Мне помогла красить эти кадрики моя подружка, у которой такая же маленькая девочка на руках. Но потом уже Марика в сад пошла, с двух с половиной лет, и вот за полгода, пока она в садик ходила, мы с подружками достаточно быстро это сделали.

А что там с техникой, расскажи? Там же как-то нестандартно. Что это за бумага и яркие маркеры?

- Да, изначально я рисовала наброски на блестящей фотобумаге. Когда рисуешь маркером по ней, он размазывается, как акварель, и это как масло немножко, такие штрихи видны. А на обычной не видно. Обычная бумага впитывает, а эта отталкивает. Но для анимации она слишком толстая и не просвечивает. И я поехала на завод, мне нарезали за копейки прямо целую стопу мелованной бумажки, тоненькой. Она очень хорошая, просвечивает, но анимацию мы в основном делали на компьютере, тоже покадрово, я это все в квадратики сортировала, распечатывала, потом мы с обратной стороны, через просвет, каждый красили маркерами, потом снова сканировались. Это все выглядит сложно, но благодаря советам того же Миши Алдашина, там вообще нет фонов, абсолютно. Теперь у меня проблема – найти стоп-кадр, который всегда нужен на фестивали! Нет ни одного кадра, который хочется прямо на стену повесить, потому что там все так живо и быстро меняется, что не успеваешь какой-то кадр выхватить.

«Пять минут до моря», кажется по фестивалям сразу очень хорошо пошли.

- Нет, не сразу. У меня до этого была история с «Чинти», которого сразу взяли на все главные фестивали, и в Хиросиме он что-то получил, и на Берлинале. Сразу пошел, а на второй год уже не так. А тут нет, у меня сначала очень плохо его брали, а когда ты только сделал фильм, ты же не можешь особо оценивать его: хороший он или плохой, удача - неудача. И вот, а когда у тебя отказы начинаются, уже начинаешь думать, что ты два года вместо того, чтобы с ребенком нормально играть, все свое свободное время делал кино, которое еще и плохое. И я сильно расстроилась. А потом он рванул, да. Во-первых, я съездила на «КРОК», он очень успешно там прошел, и я поняла, что он нравится людям, он там получил приз зрительских симпатий, так круто… Но действительно это ерунда, что фильм куда-то на фестивали берут, куда-то не берут, вот у меня 50 на 50 - отличный результат, я считаю, для русского фильма, потому что русских, честно говоря, не очень много вижу на фестивалях, хотя у нас, мне кажется, такая крутая анимация. Потом были какие-то призы еще, я где-то четырнадцать уже получила за него, с осени, я считаю это очень хороший результат, потому что сейчас такая конкуренция, такие крутые фильмы в мире делают. Я сама фанат, и у меня коллекция, я собираю, смотрю, и быть в этой струе хоть как-то - это счастье просто. Потому что, честно, я считаю что сейчас анимация – это то искусство, которое на диком подъеме.

- Наше поколение еще все-таки стабильность ценит. Вот я восхищаюсь поколением чуть-чуть помоложе меня, как Аня Буданова, сестры Полиектовы те же, они все время ездят куда-то, в какие-то резиденции. Они такие молодцы, а я же не пробовала ни разу. Я момент упустила, потому что мне и дома было хорошо работать, а сейчас так жалею, это такой шанс, другая жизнь… Мне очень нравится, что девочки и мальчики так делают, это так классно, потому что это новый опыт, и здорово, что уже нету страха перед миром. Я много путешествовала и поняла, что в мире, на самом деле, бояться нечего, особенно когда у тебя есть какие-то деньги, ну хотя бы чтобы не умереть с голоду или снять себе крышу над головой. Но хочется какое-то приключение. Вот мы, молодые, автостопом путешествовали и не знали, где мы окажемся. Это еще в Армении было, и там, слава богу, все очень гостеприимные, но это было приключение, потому что всегда было неожиданно, кто нас подберет, куда нас поселят. А когда ты купил билет на поезд, поехал в отель, который ты заранее забронировал… К сожалению, в нашей жизни сейчас все так четко просчитано и сильно надо стараться, чтобы какая-то спонтанность была. Ты знаешь, что ты защищен, у тебя нет адреналина.

Ты ищешь адреналин?

- Да, а его нету.

Как я помню, история про старушек примерно так же развивалась, как «Пять минут до моря», она же началась тоже с картинки в фейсбуке. А откуда взялась эта картинка?

- Да, это дочка Андрея Бахурина, Маша, мне сказала: «Ну вот, меня к бабушке отправили, на старушачий Новый год, а сами пошли на вечеринку». Причем, мы пошли вместе отмечать Новый год, я была на этой вечеринке, а детей оставили у бабушки. И меня это так тронуло, я сразу представила себе эту бедную девочку.

Я помню, что картинка была чудесная, прямо готовое кино, уже многое было понятно с характерами, с ситуацией… Ты думала об этом или нет, когда стала рисовать?

- Нет, я рисовала и рисовала, а потом надо было что-то к питчингу готовить, хотелось в Суздаль съездить, тогда я «Пять минут до моря», не могла доделать, у меня было как-то нервное, противное состояние, чуть ли не нервный срыв, потому что маленький ребенок, а кино хочется делать, и было очень тяжело, я все время болела сильно, и в общем тяжело было. Захотелось съездить в Суздаль и отдохнуть от всего этого. И я придумала быстро сценарий, нарисовала картинки, и так здорово, что это все сложилось, потому что классно, когда у тебя один фильм за другим, и вот сейчас я его в итоге делаю.

Но в результате оказалось, поскольку это был питчинг «Союзмультфильма», ты его делаешь на «Союзмультфильме».

- Этот фильм достаточно сложный, много персонажей, много фонов, в отличии от «Пяти минут до моря», я поняла что я просто это не вытяну. Я хочу сконцентрироваться на режиссуре. И я тогда позвала Алису Юфа, это прекрасная питерская художница. Она иллюстратор, у нее не было совершенно опыта до этого. Алиса оказалась потрясающей девочкой - очень позитивная, и очень быстрая тоже, восторженный человек, чистый, я ею восхищаюсь. Мы с ней так классно работаем. У нас еще замечательный художественный руководитель, Миша Алдашин, который делает, чтобы каждый кадр был «нет предела совершенству». И я совершенно согласна со всеми его поправками (хотя, какие-то, на мой взгляд можно было и не дожимать), но все равно становится лучше и лучше с каждым разом. Другое дело, если бы у меня было неограниченное количество времени, то наверное было бы проще, а тут опять маленький ребенок, которым хочется заниматься. Я обычно не делаю вариантов никогда. Я ленюсь, это плохо, и поэтому у меня, может, не очень хорошие персонажи. А тут нет, тут мы правда работали, по-честному. Я сделала девочке десять причесок, мы выбирали. Мне очень интересно, что я впервые в жизни задалась целью сделать кино, которое было бы и взрослым, но при этом и немножко детское, зрительское, смешное…

Сколько девочке в фильме лет?

- Мы с Мишей по этому поводу даже поспорили, мне казалось что лет пять, ему казалось что лет десять, и мы сторговались на восьми.

Ты представляешь себе Марику, или это совсем не она?

- Нет, конечно представляю, я специально старалась персонажа сделать очень похожего на Марику. Но она говорит, что не похожа. Я все время показываю Марике все, что я делаю. Она очень любит смотреть аниматики, я ее эксплуатирую сильно. Но иногда говорит: «Ну да, немножко есть»…

У тебя есть уже какой-то следующий проект?

- Я вписалась сейчас в новую небольшую тему, она будет по Серебряному веку на «Союзмультфильме». У меня там будет на две минуты кусочек по Гумилеву про Жирафа, известнейшее стихотворение. Мне показалась что там тема, в которой мне как художнику можно развернуться. Я хочу сделать что-то полуабстрактное. А дальше я хочу по возможности отдохнуть. Порисовать, Марикой больше заниматься. И подумать просто над сценариями. Я устала, очень. Хочется просто путешествовать и рисовать наброски.

А ты вообще как-то себе представляешь свое будущее?

- У меня последнее время почему-то очень сильно получается настраивать реальность. И как-то все так происходит, как я хочу, и даже иногда страшно, что чересчур. Я считаю, что всегда надо по течению плыть. Вроде как мы и сами создаем эту реальность, а с другой стороны она нас тоже создает. И загадывать, какая случайность произойдет, это все равно что на картах - не имеет никакого смысла. Главное в этой истории – просто быть здоровым. Я очень люблю то, чем я занимаюсь. Меня правда прет, и мне нравится очень смотреть что другие делают, и общаться с этими людьми.

С того момента как у тебя изменился образ жизни, у тебя появилась семья, ты стала другой?

- Абсолютно. Знаешь, я до тридцати с лишним лет боялась заводить семью, потому что мне казалось: ой, меня это будет сковывать, я такая вся творческая, люблю путешествовать, ну, где я, а где семья и ребенок. А потом мне очень захотелось ребенка и он как-то сбылся. И тут я поняла, какая я была дура! Как я не понимала, что это самое прекрасное, что в принципе могло случиться, мне тоже больше нравится, как я стала рисовать, и фильмы делать. Правда, мне многое не нравится, как получается, но все равно оно стало лучше с приходом ребенка. На самом деле чисто физически материнство и творчество совершенно несовместимые вещи, это адски трудно, это как пытаться все время усидеть на двух стульях. С другой стороны, эмоционально они наоборот очень гармоничны. И тут такой диссонанс: с одной стороны вроде ты очень хочешь творить все время, потому что у тебя рядом вот эта муза, а физически это сделать очень трудно, потому что муза говорит «Мама, поиграй со мной, не сиди за компьютером». Она говорит: «Папа у нас работает, а мама мультики делает». Но это же тоже челлендж такой.

А как родители твои относятся к твоим фильмам?

- Так как родители у меня старые, у нас большая очень культурная пропасть, они интеллигентные люди, но у них классические вкусы. То есть еще «Чинти» моей маме нравился, а про «Пять минут до моря» она говорит: «Ну почему они такие уродливые, маленькие головы…». Я говорю «Мам, ты не видела европейскую анимацию, у меня все миленько». Но они очень гордятся. Все равно я поздний, единственный ребенок, папа ходил и всем хвастался, что его дочка мультики делает. Я стараюсь не обращать внимания на все эти фестивали, но все равно здорово, когда ты приз получаешь, что можно маму порадовать, потому что она так искренне этому радуется. Ну конечно, мы же все радуемся за детей. Да, да, у меня вот Марика рисует!

Мастерские БФМ в Воронеже
под руководством Натальи Мирзоян
(анимация из чая)